Террор был неизменным спутником и составной частью коммунистической диктатуры с самых первых дней её существования. Однако же под “большим террором” обычно понимается период с осени 1936 года до осени 1938 года. Своеобразным кодовым знаком и символом “большого террора” стал 1937 год, на который пришёлся пик этого самого террора.
В 37-38 годах происходит смена элиты: вместо революционеров с дореволюционным стажем, вместо крупных политических деятелей Сталин начинает опираться на молодую поросль. Именно тогда на политической арене, если считать советский период периодом, где была какая-то политическая арена, выходят такие люди как Брежнев, Суслов и некоторые другие.
Однако на самом деле наибольшее количество жертв в эпоху террора приходится опять-таки на многострадальное российское крестьянство. И, собственно говоря, “большой террор” – специальная операция по уничтожению потенциально опасных элементов – была направлена преимущественно против так называемых “кулаков”.
Так называемые “кулаки” пытались правдами и неправдами бежать с мест поселения и десяткам тысяч из них это удавалось. Более того, в тех местах, куда они были в своё время высланы, создавались гиганты индустрии, и бывшие ссыльнопоселенцы начинали работать на этих предприятиях и как бы растворялись среди рабочего класса. Это чрезвычайно волновало Сталина и его окружение.
И вот из центра идёт запрос на места: посчитать, сколько этих опасных элементов, прежде всего, бывших кулаков, находится в той или иной местности и представить данные, сколько из них местные власти хотели бы расстрелять или изолировать. Было две категории: первая – расстрел, и вторая – лагерь, обычно на десять лет. Заодно решили зачистить не только кулаков, но и уголовные элементы, трактуемые достаточно широко, а также бывших членов антисоветских партий, белогвардейцев и вообще всяких вредных буржуазных интеллигентов.
С мест поступили сведения, пока ещё не со всех, и вот 30 июля 1937 года выходит печально известный приказ НКВД номер 00447. Этим приказом определялись лимиты на репрессии. Всего репрессиям подлежало больше 250 тысяч человек, из них 72950 должны были расстрелять. Сами люди об этом ещё не ведали, они ещё не были задержаны, не были арестованы. Это были, так сказать, контрольные цифры, которые сообщили с мест центру, и центр их подтвердил.
Так называемую кулацкую операцию должны были завершить в течение 4-х месяцев, однако не тут-то было. На местах проявили трудовой энтузиазм, и пошли запросы на дополнительные лимиты. Вдумайтесь в эти термины: лимиты не на цемент и щебёнку, лимиты на человеческие жизни, на бессудные убийства. Ибо судьбу человека определял не нормальный суд, которого давно уже не было в стране советов, а определяли “тройки”, состоящие из первого секретаря райкома, местного прокурора и начальника НКВД.
В итоге так называемая кулацкая операция продолжалась гораздо больше 4-х месяцев, она продолжалась более года. Кроме того, были спецоперации против потенциально опасных национальных меньшинств, то есть, тех народов, у которых как бы были государства за рубежом. Например, Латвия, Литва, Эстония, Польша, Корея. Среди групп риска были не только национальные меньшинства, среди групп риска были радиолюбители, филателисты или эсперантисты, в силу того, что они имели какие-то контакты за границей, а значит, были потенциальными шпионами.
В итоге, в результате “большого террора”, который называют также “ежовщиной” по имени славного сталинского наркома Николая Ежова, было арестовано более миллиона семисот тысяч человек, было осуждено более миллиона четырёхсот сорока тысяч человек, из них было расстреляно не менее семисот двадцати четырёх тысяч человек. Вдумайтесь в эти цифры.
Надо сказать, что по некоторым наиболее важным персонам принимали решение лично члены Политбюро, они лично подписывали расстрельные списки. Более трёх сотен списков подписали Сталин и Молотов, они были чемпионами в этом отношении.
17 ноября 1938 года так же централизованно, как начался, “большой террор”, по крайней мере, на время был остановлен, остановлен лично Сталиным. А через неделю сталинский нарком Николай Ежов был снят со своего поста, а потом втихую расстрелян.
Грустная часть этой истории не только в сотнях тысяч расстрелянных и в сотнях тысяч отправленных в лагеря, в сотнях тысяч искалеченных жизней и судеб. Печальная часть истории также заключается в том, что миллионы советских людей на митингах аплодировали расстрелам врагов народа, радовались этому, принимали участие в этом и пели радостные советские оптимистические песни вроде той, где говорится о той замечательной стране, где так вольно дышит человек.
